Мастерская окнами в жизнь

Екатерина ШАКШИНА, 11 января 2017

На мольберте почти готовая картина, осталось чуть-чуть доработать. Вот и палитра с перемешанными красками рядом. За окном смеркается, свет уходит, и, кажется, художник тоже только вышел на пять минут. На самом деле, это не пять минут, а пять лет. Расставание с нами выдающегося екатеринбургского художника Анатолия КАЛАШНИКОВА (1947—2012 гг.) оказалось долгим — навсегда. Но мастерская, где и мольберт, и палитра, и его последняя в жизни картина — не мираж. Она реконструирована накануне дня его памяти, в год его 70-летия, в галерее «Антонов» (ул. Студенческая, 11).

С вернисажа 11 января в присутствии друзей, близких, коллег снова начинают творческую работу его произведения. Выставка «Анатолий Калашников» с 12 января и до конца февраля (вход свободный) будет знакомить публику с теми картинами из его огромного наследия, которые большинству зрителей неизвестны. Хотя знамениты произведения Калашникова не только на родине, в Екатеринбурге. Это живопись на мифологические, библейские, исторические сюжеты, масштабные серии «Страна Темуджина», «Карнавал» (в соавторстве с Мишей БРУСИЛОВСКИМ), громадное полотно «Перегон скота в штате Монтана»… А на выставке в галерее, названной именем его друга-скульптора Андрея АНТОНОВА, мы, словно в окна, видим то, что по-новому открывает нам его творческую жизнь.

 

Перед открытием выставки «Анатолий Калашников» в его «мастерской» наводила порядок Александра Калашникова, дочь, молодая художница. Здесь всё, как было при Анатолии Александровиче. Саша показала фотографию пятилетней давности, по которой и реконструировали мастерскую в зале галереи «Антонов». Книги на столе, среди которых «Философские повести» ВОЛЬТЕРА, альбом МИКЕЛАНДЖЕЛО. Карандашные наброски, журналы, где художник иной раз находил какой-то вдохновляющий элемент орнамента, любимые пластинки ЧАЙКОВСКОГО, МОЦАРТА, РАХМАНИНОВА… У стены небольшая скульптура «Рубашка», подаренная Андреем Антоновым, монгольский головной убор (привет из «Страны Темуджина»). А на стене — натюрморт Виктора РЕУТОВА, пейзаж Светланы ТАРАСОВОЙ, ею же расписанные деревянные досочки в полевых цветах. И портреты отца художника Александра Михайловича — живописный, работы сына, фотография в молодые годы рядом со старым снимком усатого, в военной форме деда.

Этот «Лабиринт» — цветной, завершённый. Фото: предоставлено галереей.

Картина в мастерской на мольберте — его незаконченный «Лабиринт», неожиданно некрасочный, в сумеречном колорите. Александра рассказала, что это был бы третий «Лабиринт». Первые два — яркие, броские, заманивающие в круговерть знаков, персонажей, символов, порой смешных, порой пугающих. В первом «Лабиринте» в уголке стоит перед входом человек с узелком на палке, думает: как войти. Не помышляет ещё о том, как выйти. И третий «Лабиринт» — как новое приключение жизни.

В залах экспозиции мы встречаем фрагменты этих лабиринтных приключений в абстрактных композициях — «Отражения», «Осколки цивилизации», «Золотое руно»… Эти абстракции не выставлялись раньше, но именно они, из мастерской, из семейного собрания Калашниковых, открывают «окна» в творческую жизнь художника, в лабиринты его поисков. Композиции сопровождаются маленькими разнообразными абстракциями, собранными эскизами на картоне. Словно кусочки пазлов, которым предстоит явить новые образы. Здесь же «игра в камешки». Добытые в реке, как рыбы, оглаженные волнами камни интересной формы — неправильные многоугольники, овалы, кругляши — стали для художника новыми холстами.

Помимо ценной самодостаточности, эти абстракции — пунктир причудливого пути из лабиринта приключенческих художественных экспериментов к картинам. Они перемежаются на выставке с живописью, казалось бы, привычной. Но к Калашникову не привыкнешь. Вот и в «Ясоне» из известной серии «Аргонавты» замечаешь «вдруг», как порхают буквы по овечьей шкуре, зажатой в руках удачливого героя. Ясон уже и бородат, и задумчив: то самое руно? Стоило ли оно того, что стоило? Из этих букв, из мыслей, из призрака удачи он сам слагает миф, не подлежащий сомнениям. А вот библейская история, веками «рассказываемая» в мировом изобразительном искусстве, — «Встреча Марии и Елизаветы». Но так встретиться, так застыть в объятиях будущая мать Спасителя и будущая мать Крестителя смогли только у Калашникова. Сейчас, в эту самую минуту, им открывается путь сыновей.

Просто нельзя не заметить снова давно выявленное «хорошее отношение к лошадям» художника Калашникова. Лошадка из детской и её юная владелица, позируя, нетерпеливо потряхивают гривой и бантами — скорей играть, скорей в скачку. Очень добрый и большой конь застыл на речной «окаменелости» в явном удивлении: «Как я сюда попал?..» Движение вскачь к неведомым приключениям словно разъяло отчаянно разноцветного всадника и очередного «росинанта» на составляющие и одновременно сблизило их так, что оба стали одним целым. И разбрелись по картинам, как по вольному пастбищу, крылатые Пегасы — жеребята и взрослые — извечный «транспорт» художника.

В мастерской, реконструированной в галерее «Антонов», в день моего прихода окна смотрели в небо. Но уже были привезены загадочные рулоны, и мне объяснили, для чего. Рулоны размотают, стёкла оклеят, в окнах откроется взгляду городской перекрёсток, здание гостиницы «Исеть». 12 января, в день смерти художника, зрители увидят жизнь, которую ежедневно видел Анатолий Калашников из своей мастерской.