Алексей Федорченко: «У меня хорошие отношения с религией – я атеист»

Ольга ПЛЕХОВА, 17 мая 2012

Пока мы идем по улице, внимание Алексея привлекает книжный рынок, раскинувшийся прямо на тротуаре. Он говорит, что не видел подобного уже долгое время, притормаживает и изучает потасканные временем книги. В кафе, где мы беседуем, девушка, сидящая за столиком напротив, прихорашивается, используя скайп, как зеркало. Алексей не спускает с нее глаз. Через некоторое время отвлекается на уличный шум – в преддверии Дня Победы идет репетиция шествия. Как любознательного ребенка его интересует все, что ново и необычно. Искренне радуется своим открытиям, хотя совсем скоро стукнет 45, а за плечами статус одного из самых успешных и самобытных российских режиссеров.

Тихушник

– Вы родом из маленького городка Соль-Илецка Оренбургской области, вас там, наверное, уже почетным гражданином сделали?

– Практически… Меня включили в энциклопедию соль-илецкой земли как известного земляка. Правда, город совсем не помню, поскольку мы оттуда уехали, когда я был совсем маленьким. Все планирую съездить, посмотреть на родину. Но пока не получается.

– В Соль-Илецке ваша семья как оказалась?

– Мои родители познакомились и поженились, когда учились в Киевском мединституте. А в Соль-Илецке они проходили врачебную практику. Когда мне исполнился год, мы переехали в Свердловск.

– Родители, наверное, хотели видеть вас продолжающим семейное дело?

– Нет, родители прислушивались к моим желаниям и никогда не заставляли делать что-то против воли. Я, конечно, читал медицинскую энциклопедию, которая занимала у нас целый шкаф, но желания стать врачом никогда не было. К тому же в детстве я постоянно был у мамы на работе, она фтизиатр, заведующая отделением городского туберкулезного диспансера, видел рабочую атмосферу, и соприкасаться с этим в будущем совсем не хотелось. У папы тоже сфера не из легких – он инфекционист, работал в системе исправительно-трудовых учреждений. К нам домой часто приходили только что освободившиеся из мест заключения люди и в знак благодарности за папину помощь приносили чудесные подарки из цветного оргстекла – ножи с наборными рукоятками, шкатулки.

– Не боялись бывших заключенных?

– Они приходили к нам с добром, были вежливыми и благодарными, чувство страха никогда не возникало.

– Дети иногда романтизируют маргинальный образ жизни – им нравятся играть в пиратов, разбойников, вам не хотелось примереть на себя роль преступника?

– Я рос тихушником. Любил сидеть дома, очень много читал. Особых сложностей не создавал. У меня есть старший брат, и я мог учиться на его примерах – хороших и не очень. Мы часто играли в индейцев – меня в первую очередь привлекал внешний антураж и мифология, почерпнутые в книгах Купера, Сетона-Томпсона и Лонгфелло. А брата еще и прикладная сторона – луки и духовые ружья, которые мастерил Андрей, были поразительной точности, и заряды да стрелы, выпущенные из них, пробивали толстые доски. А в девятом классе он вообще изобрел механизм скоростной подачи патронов в приемник!

Думаю, что если бы он не бросил заниматься оружием, то был бы не менее знаменит, чем Мосин или Кольт. Теперь Андрей руководит федерацией айкидо – может повалить человека, не прикасаясь к нему. Тренирует взрослых, детей. Занимается йогой.

– Последователем Будды себя не считает?

– Он духовный человек, не религиозный. Сфера его интересов находится на небе, но никакого отношения к Богу не имеет. Для него важнее попытаться понять причины процессов, которые происходили на планете все эти тысячелетия.

– Вы разделяете его точку зрения?

– Мне близки его взгляды. Мир мне представляется единым организмом, где все находится в равновесии, и если вы пожелаете кому-нибудь зла – попытаетесь нарушить равновесие – мир постарается вас каким-то образом нейтрализовать. Церковь же создавалась как институт усмирения рабов и управления рабами. Ничего кроме «карающего меча» и качественного пиара в церковной системе я не вижу.

Школа жизни

– Свой первый фильм я сделал случайно. В 2000 году я стал директором продюсерского управления Свердловской киностудии, снимать кино самому в мои планы не входило. Однажды мы начали снимать фильм об удивительной и страшной судьбе одного человека, но герой умер в самом начале съемок и режиссер потерял интерес к картине. А мне как продюсеру нужно фильм сдавать в Госкино – договор заключен. Решился снять сам. Получился фильм «Давид» – объездил с ним всю Европу, получил несколько призов на фестивалях.

– Поздний у вас получился дебют в кино…

– На мой взгляд, вполне нормальный. Я считаю, что творчеством можно заниматься либо будучи талантливым, либо имея достаточный опыт страданий. Обучиться ремеслу легко, а снимать достойное кино трудно. Поэтому я против того, чтобы во ВГИК поступали сразу после окончания школы. Ничего не имея за плечами, ребята заканчивают вуз с огромным самомнением и амбициями, хотя по факту не способны снять ничего приличного.

– В вашем случае как получилось?

– У меня экономическое образование. Проработал 10 лет на Свердловской киностудии сначала в должности экономиста творческого объединения «Надежда», потом замдиректора по экономике. Работали мы в сложный период. С 1993 по 1997 год предприятие стояло без тепла, воды, люди два года не получали зарплату, периодически происходили разборки с бандитами. В 1997 года студия вышла из банкротства и стала оживать. Правда на смену проблемам предыдущих лет пришли попытки рейдерского захвата. Начались проверки, допросы, изъятия документов. За любую мелочь могли посадить – именно такая цель была у проверяющих. Огромный стресс. Наложился еще развод с женой. Произошел не просто внутренний кризис, а какие-то изменения на генном уровне. Вдруг понял, что я перестал быть экономистом. Нужно было отвлечься и подумать – решил поступить на двухгодичные сценарные курсы во ВГИК. О том, чтобы снимать кино, тогда не задумывался, просто хотелось разговаривать с режиссерами и сценаристами на одном языке. Потом произошла история с «Давидом».

– «Давид» – это документальная лента, миру вы стали известны благодаря игровому кино…

– После успеха «Давида» я нашел в Интернете сценарий «Первые на Луне», он мне сразу понравился. Я поехал в Москву, нашел сценаристов и с ужасом узнал, что фильм уже запущен. Но в связи с кризисом 1998 года вся работа над фильмом остановилось. Я выкупил права, перезаключил договор с Госкино и снял кино. Фильм получил один из главных призов Венецианского фестиваля. Ну и так далее.

Отцы и дети

– У вас подрастает дочка, она уже понимает, кто ее папа?

– Варваре 10 лет, она взрослый человек. Она не сильно увлекается кино, но видеть меня по телевизору ей нравится. Иногда бывает на съемочной площадке, даже снялась в паре эпизодов. Помню, в 3–4 года уговаривал ее сняться в одном эпизоде – она отказывалась. Я прошу: ну один-два дубля... Согласилась. Отсняли один дубль, зову Варю на площадку – опять получаю отказ: «Ты сказал, один-два дубля, я выбрала один»! Сейчас подросла, съемочная площадка ей стала нравиться больше. Особенно любит помогать кормить группу.

– Что-то еще ей нравиться?

– Она ходит в художественную школу, довольно смело, по-наглому, рисует, танцует. Так же, как и я, очень много читает, но раза в два быстрее – в день обязательно прочитывает толстую книгу. Часто ее увлечение книгами мешает учебе – ругаемся из-за этого. Хотя зря – отличница пока.

– А старший сын?

– Остап учится в архитектурной академии, но до сих пор не решил, чем хочет заниматься. Он очень расслабленный. А я в его годы (ироничным тоном – О. П.) работал грузчиком, дворником, деньги зарабатывал.

– Вас напрягает, что он другой?

– Мне бы хотелось, чтобы он был более самостоятельным. А у него такой необходимости пока нет – родители содержат и оплачивают учебу. Давить на него, ставить какие-то условия не вижу смысла, надо, чтобы он сам к этому пришел. Несколько лет назад я познакомился с астрологом, который мне посоветовал не давить на сына, мол, он обязательно себя найдет к определенному возрасту и все у него будет хорошо.