Александра Маринина: «Я — разгильдяйка и лентяйка!»

Екатеринбуржцы вышли на связь с «королевой российского детектива» Надежда БАЯНДИНА, 11 января 2018

Зайти в библиотеку за очередным детективом Александры МАРИНИНОЙ — дело для многих привычное. А вот заглянуть в хранилище книг, чтобы лично пообщаться с известной писательницей — это в столице Урала случилось только раз: 6 января. Вот такой подарок сделало жителям МОБ Екатеринбурга, подключившись к телемосту с участием «королевы российского детектива».

Приветствуя читателей, Марина АЛЕКСЕЕВА (настоящее имя автора) подчеркнула, что проект особенно ценен тем, что был придуман не издательством, не книжным магазином, а библиотекой (инициатором выступило учреждение Комсомольска-на-Амуре). Кстати, многие вопросы, заданные в тот день Марининой в режиме реального времени, тоже касались библиотек, книг и собственно чтения. Публикуем наиболее, на наш взгляд, интересные.

Маринина-личность

— Кроме написания книг, чем вы ещё занимаетесь? Есть ли у вас хобби?

— Хобби у меня с 3-летнего возраста одно — читать. Если я не пишу, я читаю. Когда по каким-то причинам читать нельзя (зрение подводит, освещение не годится, ситуация не позволяет…), я с удовольствием смотрю сериалы (исторические, биографические, либо детективные), слушаю аудиокниги, складываю паззлы, сравниваю дирижёрские и режиссёрские подходы к известным музыкальным произведениям.

— Кукую музыку любите?

— Люблю БАХА — слушаю и играю. Люблю ШОПЕНА — слушаю, но не играю. Баха и Шопена люблю «от» и «до». Других композиторов выборочно.

О музыке я готова говорить часами. У меня папа был знатоком, любителем и поклонником классики, в особенности классического вокала. К моменту моего рождения, у нас дома была большая фонотека, и я с младенческого возраста привыкла к звучанию этой музыки. Помню, что телевизора у нас не было вообще. Была радиоточка, и был проигрыватель, на котором папа проигрывал свои любимые пластинки.

— Есть ли у вас домашние животные?

— Бельгийский грифон по имени Рич. Очаровательный парень: покладистый, весёлый, энергичный и ласковый — очень любит целоваться и сидеть на руках.

— Какая оценка у вас была по литературе?

— Конечно, пятёрка. Но я не отличница, врать не буду. По черчению у меня вообще была «двойка» в четверти. «Двойка»! Ну нету у меня пространственного мышления! Кошмар повторился, когда началась стереометрия. Слава богу, у меня было слабое горло и плохие бронхи, так что получить справку и остаться дома было легко. Более того, я была настолько примерной ученицей, что в 10 классе внаглую не ходила в школу по нескольку дней подряд, и ни одному учителю не пришло в голову, что я погуливаю.

— Какие книги вам нравились в детстве?

— В возрасте от 5 до 7 лет — все три «Незнайки» и «Волшебник Изумрудного города». До 1-го класса очень любила «Королевство кривых зеркал» и «Таджикские народные сказки». Сказки братьев ГРИММ тоже любила, но чуть меньше. А вот русские народные не любила совсем. В 8 лет открыла для себя Конан ДОЙЛЯ, после чего НОСОВ, ВОЛКОВ и иже с ними сразу отошли на второй план.

Потом в мою жизнь вошли ГРИН, МОПАССАН и другие.

Маринина-читатель

— Какую роль в вашей жизни и вашем творчестве сыграли библиотеки?

— Про то, что у меня дома была большая библиотека, я говорить не буду, хотя это действительно так. Вопрос, как я понимаю, о библиотеках как об учреждениях культуры. В моей жизни значимых было три. Первая — библиотека Тимирязевского района города Москвы — она до сих пор находится на улице Тимирязевской. Когда мы переехали в этот район, я училась в 9 классе. Большинство художественных произведений, которые мы проходили, были дома, а вот за критикой я ходила в библиотеку. Кроме того, здесь был нотный отдел, а музыкой я тогда занималась много и увлечённо.

Забавно, что моя мама, которой 86 лет и которая никогда в жизни не пользовалась общегражданскими библиотеками — только научными, тоже решила туда записаться. Она собралась наконец на пенсию, стала осматриваться по сторонам в поисках «чего бы почитать» и с большим удивлением обнаружила рядом с нашим домом библиотеку. Это как человек должен был заниматься наукой, чтобы за 45 лет не испытать потребности в художественной литературе!

Вторая библиотека, с которой связано понятие «люблю», это библиотека Академии МВД. Здесь были научные фонды, а был художественный, куда поступали все новинки в количестве двух экземпляров. Разумеется, на только что вышедшие романы была огромная очередь, но мы приходили, записывались, и когда очередь подходила, брали интересующую книгу — уже довольно зачитанную к тому времени.

А вот третья библиотека, оставившая в душе глубочайший след, — это библиотека, над которой я была начальником. Как читатель я ею не пользовалась.

Дело в том, что когда я имела глупость сменить научную карьеру на административную, я из ведущего научного сотрудника превратилась в заместителя начальника научно-исследовательского и редакционно-издательского отдела Высшей школы милиции МВД СССР, которая потом стала Московским юридическим институтом МВД России. Этому отделу и подчинялась библиотека.

— Задерживали ли вы когда-нибудь книги, взятые в библиотеке?

— Никогда. Я, конечно, разгильдяйка и лентяйка, но во всём, что касается сроков и времени, я супер ответственна. Никогда никуда не опоздаю и никогда ничего не задержу.

— Что читает «писатель Маринина»?

— Я — человек настроения: что хочу, то и читаю. Книг у меня много.

Перечитываю ли классику? Да, я занимаюсь этим последние два года, с тех пор как почувствовала себя достаточно взрослой, чтобы посмотреть на всё, когда-то мною прочитанное, другими глазами.

В каких-то случаях получаю подтверждение своим юношеским впечатлениям. В каких-то радуюсь, открывая для себя произведение заново: в юном возрасте многие вещи ещё недоступны пониманию.

Сделала я и другие «открытия». Как выяснилось, у ТОЛСТОГО были проблемы  с глаголами. Авторская речь в прямой речи ограничивалась глаголом «сказал», редко-редко вылезал глагол «спросил». У ДОСТОЕВСКОГО, кстати, с этим тоже не очень хорошо. Возникает вопрос: если Толстой и Достоевский — это икона, образец и эталон стиля, почему современные редакторы так борются с повторами? Совершенно непонятно (улыбается).

Читаю и современных авторов, но ныне живущих я ни с кем никогда не обсуждаю.

Маринина-писатель

— Придерживаетесь ли вы при создании своих произведений какой-то системы, алгоритма?

— Алгоритма как такового нет, потому что каждое произведение пишется по-разному. Но, как правило, есть определённая последовательность ходов. Сначала я должна сама для себя понять, ради чего хочу написать эту книгу. Когда понимаю, начинаю думать, на каком сюжетном примере я могу это показать. Потом определяюсь с персонажами.

Дальше возможны варианты. Первый — садиться и писать, начиная с первого эпизода последовательно до самого конца.

Второй вариант — сначала придумать последовательность эпизодов, потом браться за написание текста.

Есть и третий вариант, который я впервые применила на романе «Обратная сила» — начать с набросков. Когда сюжет, история и персонажи ещё до конца не продуманы, но есть вещи, которые я поняла точно, могу набросать диалог или эпизод, ещё не зная, в каком месте книги они окажутся.

Раньше я писала сразу «из головы». Мне не надо было ни черновиков, ни эпизодников, ни набросков. С 2009 года решила попробовать другие алгоритмы, потому что не могу изо дня в день делать одно и то же по одной и той же схеме. Мне скучно.

— Как часто ваши знакомые становятся прототипами ваших персонажей? Узнают ли они себя, а если узнают, то как к этому относятся?

— Часто, конечно, потому что своё знание людей мы черпаем из общения с окружающими. Мы слушаем, как они говорят, узнаём их привычки, знакомимся со слабостями и достоинствами.

Но, как правило, я не списываю образ с одного человека. Составляя персонаж, вспоминаю всех людей, которых знаю или знала, и с миру по нитке собираю то, что нужно. Если из человека взято побольше и есть шанс, что он себя узнает, я всегда очень нервничаю, а потом хохочу, потому что этого никогда не происходит.

Впервые я столкнулась с данным феноменом в 1997 году, когда коллеги узнали персонаж и были уверены, что знакомый им человек тоже себя в нём узнал. А ему даже в голову не пришло, что часть особенностей персонажа списана с него. С тех пор я часто задумывалась над тем, почему так происходит. И наконец пришла к определённому выводу.

Когда человек совершает тот или иной поступок или принимает какое-либо решение, он руководствуется какими-то личными соображениями, опирается на знание всех известных ему обстоятельств, поэтому считает свой поступок или решение правильным, разумным, адекватным. Когда мы наблюдаем эти поступки и решения со стороны, то начинаем додумывать за человека и по итогам раздумий навешиваем на него ярлык: дурак, подлец, трус и т.д.

Даже если мы назовём в книге фамилию, имя, отчество, должность и место работы, прототип персонажа, скорее всего, просто удивится: «Надо же: я тоже там работал в эти годы и меня так же зовут. Но это же не я?»

— Хоть одному маньяку из ваших книг вы давали фамилию кого-то из врагов?

— У меня нет врагов. Есть люди, и их очень много, которые меня по тем или иным причинам не любят. Допускаю, что есть люди, которые меня ненавидят. Но я с ними незнакома, поэтому наделить маньяков их фамилиями не могу.

Но однажды был забавный случай.

В 1995 году я писала книгу «Смерть и немного любви», а поскольку фамилии одноклассников и однокурсников к тому времени уже почти все были мною использованы, понадобился другой источник. Им стал справочник МВД.

Мне была нужна фамилия санитара из морга — те, кто читал книгу, знают, какой это омерзительный тип. Открываю справочник и вижу фамилию «Смитиенко». То, что надо! Проходит время. Книга уже вышла, и вдруг у меня в кабинете раздаётся звонок со служебного телефона и приятный голос говорит: «Здравствуйте, вас беспокоит Управление собственной безопасности МВД России, полковник Смитиенко». Я сразу почувствовала, что стул подо мной горит, но сначала среагировала на «Управление собственной безопасности». И только во вторую секунду сообразила, что его фамилия — Смитиенко. Ну ладно, думаю, может, всё-таки вопрос чисто служебный. Но я ошиблась.

Оказывается, полковнику кто-то сказал, что я написала про него в книге. И он вознамерился узнать, как она называется, чтобы купить и прочесть.

Я начала блеять: «Товарищ полковник, я ни в коем случае не имела в виду вас, потому что мы с вами незнакомы. Это всё — случайность...» Но он был непреклонен. Тогда я пошла ва-банк: «Я, конечно, могу сказать вам название книги, и вы её прочитаете, но никакого удовольствия вы от этого не получите — очень неприятный персонаж!» Как ни странно, полковник от меня отстал, ситуация рассосалась, но с тех пор я стала аккуратнее в выборе фамилии: пользуюсь только нейтральными источниками — это выходные данные книг и титры художественных фильмов.

— Есть ли в ваших романах герой или героиня, прототипом которых являетесь вы?

— Свои черты характера и особенности мышления я вкладывала в основном в Каменскую. В других персонажей вкладываю других людей.

— Сильно ли отличается экранная Каменская от книжной?

— Довольно сильно. И это нормально, потому что каждый из нас видит персонажа своими глазам, и автор может хоть убиться веником, описывая «человека атлетического сложения», всё равно хотя бы один из 100 читателей будет мысленно представлять себе героя худощавым.

Вот вам пример. После того, как вышел первый сезон сериала «Каменская», я получила письмо от разгневанного читателя, который вопрошал: «Как вы позволили снять в этой роли ЯКОВЛЕВУ?! Она же совершенно на вас не похожа!» Спрашивается, а почему Каменская должна быть на меня похожа? В книге чётко написано: «Худощавая, с длинными прямыми волосами мышиного цвета и светлыми глазами». Ну, где там я? Читая один и тот же текст, каждый всё равно видит своё. Поэтому требовать от создателей экранных образов полного соответствия книжным, наверное, неправильно..

— Планируете ли вы снова написать роман в жанре семейной саги?

— Я вообще не умею планировать и совершенно не знаю, что захочу написать завтра. То, над чем я работаю сегодня, семейной сагой не является. Для себя я определила этот жанр как «литературно-аналитический детектив».

Маринина-философ

— Стоит ли, на ваш взгляд, опасаться всеобщей гаджетизации?

— Даже не знаю. То, что люди утрачивают навык работы с текстом как с носителем информации, — факт. Это я вижу на примере поколений, следующих за моим. Они очень хорошо умеют заставить компьютер выдать им нужную информацию. Но где найти информацию в отсутствии компьютера, не знают.

Если задать младшему школьнику вопрос: «Кто написал «Вечера на хуторе близ Диканьки»?», он наберёт название в поисковике. А если компьютера не будет, современный ребёнок никогда не сообразит, что сначала надо посмотреть в словаре слова «хутор» и «диканька», понять, что они имеют отношение к Украине, потом изучить списки представителей украинской литературы, выяснить, что они написали, и найти нужное. Современные дети не приучены к логически последовательному поиску информации. Жаль, конечно, но скажется ли это неумение на душевных качествах — вопрос. Душевные качества вырабатывается в пространстве межличностного общения.

А вот если повальная гаджетизация приведёт к тому, что ребёнок вообще перестанет нуждаться в общении, тогда можно будет говорить об угрозе утраты душевности и духовности.

— Возможно ли вернуть современную молодёжь к книге?

— На мой взгляд, невозможно. Моё поколение много читало просто потому, что больше делать было нечего. Ну, в ближайший кинотеатр мы сходили. Фильм, который там показывают, посмотрели. А дальше что? В соседнем кинотеатре — тот же самый фильм. По телевизору — две с половиной программы. Нечем было заняться, кроме как читать. Сейчас огромные возможности для отвлечения, развлечения и получения информации. И до тех пор, пока человек ни повзрослеет — а произойдёт это не раньше, чем в 40 лет — и не поймёт, что то, что можно извлечь из книги, нельзя извлечь больше ниоткуда, он к книге не потянется. Не надо обольщаться.

Мы читали не потому, что нуждались в духовной пище, а потому, что это был практически единственный доступный способ досуга. Книга как источник эмоций и мыслей становится ценна с возрастом. Поэтому молодёжь — это, скажем так, не наш читатель.

— Каких авторов, по вашему мнению, нужно обязательно изучать в школе?

— Вопрос не в том, кого изучать, а в том, как изучать.

Можно продолжать изучать ГОРЬКОГО так, как его изучали в советское время, порождая у подростков ненависть и отвращение к этому автору. А можно сказать, что «Дело Артамоновых» — это интереснейший роман о любви: сложной, запутанной, «профуканной». Почти все персонажи упустили свою любовь, а любови там ой как много. Тогда ученики взахлёб прочитают книгу в первую же ночь!

То есть изучать в школе можно всё что угодно, если правильно подать. Даже из детективов можно извлечь интересные, нужные и полезные для подростка мысли: что нельзя лишать человека жизни, чинить самосуд, считать себя Богом и т.д.

— Своим читателям я всегда желаю одного и того же: чтобы в каждый момент вашей жизни, когда вам захочется взять в руки книгу, нашлась та книга, которая соответствует вашему настроению, вашему состоянию души в эту секунду и вашим возможностям.

В Екатеринбурге к телемосту подключилась библиотека на пр. Ленина, 70. Фото: Надежда БАЯНДИНА.

Александра Маринина (настоящее имя — Марина Анатольевна Алексеева) — российский писатель-прозаик, автор большого количества произведений детективного жанра.

Родилась 16 июня 1957 года в городе Львове Украинской ССР. До 1971 года жила в Ленинграде, с 1971-го — в Москве. Училась в английских спецшколах, а также в Ленинградской музыкальной школе им. Н.А. Римского-Корсакова.

В 1979 году окончила юридический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова и получила распределение в Академию МВД СССР. 

В феврале 1998 года уволена в отставку в звании подполковника милиции.

Муж — полковник милиции Сергей ЗАТОЧНЫЙ.